– Я пришла спросить тебя о моем сыне, Святославе, – Эльга с усилием заставила себя заговорить, но собственный голос доносился до нее как из иного мира. – Я так хотела, чтобы он унаследовал удачу от Вещего, от меня… Он еще так юн, а ему приходится делать княжеское дело. Ему нелегко… едва по силам. Он чуть не погиб, был ранен, ему пришлось отступить, сражаясь за свою жизнь. Скажи, есть ли у него удача? Хватит ли ее для того, что ему предстоит?

– Всякий сын княжий мнит, будто он – как те волоты, о каких предания говорят, – ответила ей Убава, но голос ее изменился: он окреп, стал более низким и звучным, почти молодым. И без пояснений было ясно, что это голос другого существа, говорящего устами старухи. – И каждый хочет в двенадцать лет каганство Аварское на копье взять и самого кагана за своим конем приволочь. Сын твой не таков. Оно и к лучшему: будь он как те волоты, еще малым дитем сколько бы людей перекалечил, играючи! – Говорящая засмеялась. – Пусть растет, как все люди, а срок его придет. И людей погубит столько, что никому не сосчитать!

– Но у него будет удача, пусть не сейчас? – горячо воскликнула Эльга. – Что я могу сделать, чтобы помочь ему?

– Ты уже ему помогла. Не суждено тебе было иметь сына-князя, а суждено сына-волхва. Ты своей волей его судьбу переменила, но другой доли ему у Пряхи нет. Пришлось тебе своей долей с ним поделиться, и теперь у вас она на двоих одна. Чем ты сильнее – тем он сильнее. Выращивай, сестра, счастье-долю свою. Будь чиста, как звезда утренняя меж звезд, светла, как заря перед месяцем. Будь всех жен гордостью, всех мужей отрадой, всему роду русскому утешением. Корми дитя свое удачей, дай срок ему свою долю вырастить. А как он в зрелый возраст войдет, судьба пошлет ему, у кого истовую силу перенять.

– Благодарю тебя… – выдохнула Эльга.

У нее было чувство, что она обрела просимое, хотя еще не вполне понимала, в чем же оно заключается.

– Прощай…

И Убава заговорила уже своим голосом:

Открыть ворота Нави мало – их еще нужно уметь закрыть, чтобы не выходило в этот свет то, чему нужно оставаться на том.

Старуха замолчала, у могилы воцарилась тишина, лишь ветер шумел над горой. Вновь сомкнулась земля, опустились веки над мертвыми очами, луга скрылись за облаком. Навь ушла, как отходит вода с берегов.

Эльга с трудом переводила дух, не выпуская руку Предславы. Она узнала нечто важное, что-то такое, что и сама держала в глубине души, но не могла разглядеть.

Убава пошевелилась. Эльга двинулась к ней – поддержать, и велела Предславе:

– Неголюба позови.

Ожидая ее, Эльга дрожала, будто дева из предания, что держала в объятиях лютого змея. От тела Убавы, усохшего и легкого, исходил запах душный смерти.

Но вот Предслава привела Видиборовича, тот проводил бабку к ждущей волокуше. Эльга и Предслава пошли на княжий двор: там Алдан ждал свою жену, чтобы отвести домой. Они ушли, но Эльга еще долго не ложилась спать, сидела, глядя на огонь свечей. Ждала, пока схлынет ощущение близости нижнего мира, даст место привычному чувству обыденности.

«Будь как звезда Утренняя… Будь всех жен гордостью, всех мужей отрадой, тогда вырастишь удачу сына», – сказала ей судьба устами покойной дочери Вещего. Эльга и хотела радоваться – теперь она знала, как ей быть. И не могла отогнать чувство тоски и потери. Безупречность нужна ей не для себя – для Святослава, для его будущего, а значит, для будущего всей их державы. Но не дается это сокровище даром. И плата за него была Эльге хорошо известна. Эту жертву она не положит на камень Святой горы, не повесит на Перунов дуб. Никто из людей не увидит и не узнает, как она будет принесена. Однако бросить в огонь все платья и паволоки греческие, все уборы дорогие Эльге было бы легче.

Но разве у нее есть выбор? Свой путь она выбрала пятнадцать лет назад, сидя на лесной земле, над ручьем, близ обиталища Буры-Бабы. Сразу, как узнала свою судьбу. А сделав выбор, остается лишь с крепким сердцем принимать его последствия.

* * *

Уже назавтра, довольно рано утром, к Эльге явился Мистина. Заглянул в гридницу послушать, что говорят, а тем временем отправил Хагни к Эльгиным служанкам с просьбой повидаться с госпожой у нее в избе. Дескать, имеется важный разговор.

Эльга внутренне вспыхнула: известно, какой разговор у него сейчас на уме. При мысли об их последнем свидании ее охватывал жар и трепет, но память о могиле Венцеславы камнем лежала на душе. Быть звездой Утренней, гордостью жен – значит хранить свою вдовью честь и не предавать удачу сына ради страсти.

Но как сказать об этом Мистине? Как он примет такой удар своим надеждам – сейчас, когда вновь обрел желаемое после трех лет разрыва? Или посчитает бабьими бреднями и разозлится? Ссориться с ним сейчас Эльга никак не могла – без его отваги, ловкости и хитроумия им не выбраться из этой ямы. Но к чему все труды, если бесчестье матери отнимет удачу сына?

– Свенельдич еще сказал, он с Асмундом придет, – добавила Совка, и у Эльги отлегло от сердца.

Она кивнула: пусть пожалуют.

При Асмунде Мистина поцеловал ее сдержанно – как зять, но по глазам его Эльга видела: он тоже не расстается со вчерашними воспоминаниями. И очень ждет продолжения.

– Ну, чего выдернул-то в такую рань? – Асмунда оторвали от дел, и он был недоволен. – Чего придумал?

– Не хотел при людях говорить, – Мистина сел и посмотрел поочередно на Эльгу и на Асмунда. – Все про голову Божаткину. Ее же унесли те злыдни – древляне или либо дреговичи, здесь обое рябое. А зачем унесли?

– Но вы же сами мне сказали, они думали, что это Святши голова! Или… – Эльга охнула от испуга, – думаешь, они чары какие станут творить?

Асмунд было хмыкнул, но на лице его отразилась озабоченность. Такое бабье дело, как колдовство, он ставил невысоко, ну… ну а вдруг?

Мистина сказал «гм» с таким видом, будто глотает готовую вырваться брань.

– Солнце мое красное, выкинь волшбу из головы! – настоятельно попросил он и даже пересел ближе, чтобы взять Эльгу за руку. – Плевать на чары! Важно то, что они теперь по всему свету разнесут, будто князь русский Святослав мертв!

Эльга и Асмунд охнули разом. В облегчении и счастье от того, что Святша, хоть и такой ужасной ценой, остался жив и невредим, они не подумали, что противники-то его об этом не ведают! Те, кто охотился за его головой, не зная его в лицо, должен и сейчас верить, что у него в руках голова Святослава!

Откинувшись к стене, Эльга порывалась что-то сказать, но не могла уцепить ни единой толковой мысли. Те, кто думает, будто отрубил голову Святославу, уж наверное не собирается хранить свой подвиг в тайне!

– То есть это что… – начала она, – вот сейчас по всем землям пойдет слух, будто он мертв? Будто в Киеве нет князя – даже отрока?